Старший сержант медицинской службы Варвара КубышкинаНа пороге своей квартиры меня встретила немолодая женщина, вид которой говорил о том, что это классический оптимист: лицо открытое, глаза приветливые, и с самых первых слов стало ясно, что человек передо мной общительный. Вполне возможно, что благодаря своему характеру Валентина Александровна до сих пор сохранила бодрость и подвижность.
В паспорте моя собеседница записана как Варвара, а в жизни с малых лет звали ее Валентиной. Родилась моя собеседница в деревне Льгово, Кольчугинского района в многодетной крестьянской семье среднего достатка. Дети, как водится, во всем помогали родителям, выполняли по дома посильную работу и были постоянно чем-то заняты в свободное время. Гулять особо не отпускали, пока не сделаешь, что велено, по хозяйству. Их тех деревенских лет Валентина Александровна запомнила школу в соседнем селе Зиновьево. Село было большое, церковь здесь стояла очень красивая, куда они еще детьми ходили на Пасху святить куличи. В ее память врезался такой эпизод: ночь, идет пасхальная служба, но стоять им уже невмочь, вот и прикорнули они в уголке, а местные мальчишки норовили у них куличи стащить. Закончив 4 класса, Валентина уехала к старшим сестрам Екатерине и Наталье, которые жили в г. Орехово-Зуево и работали на морозовской фабрике. Семья во время коллективизации переехала из деревни в Покров. Здесь отец построил дом на Больничной улице, так что в родную деревню она больше не вернулась. Потом обстоятельства тех далеких лет стерли ее с лица земли, а все жители переехали в Зиновьево. После 7-го класса Валентина поступила в Орехово-Зуевское медучилище и закончила его перед самой войной, в 1938 году. Сразу поступила на работу в Покровскую больницу, где выполняла обычные обязанности по уходу за больными в детском и хирургическом отделениях. Правда, больница тех лет значительно отличалась от нынешней. Медицинский персонал был на особом положении и пользовался у населения большим уважением. Особенно врачи. Доктора можно было узнать сразу по простым признакам – белый халат на пуговицах и белая шапочка. Медсестры носили халаты, которые завязывались сзади, а на голове у них были косынки. Санитарки тоже имели определенную одежду. Весь медицинский персонал находился на воинском учете, поэтому с началом войны они в числе первых получили повестки из военкоматов. Валентина получила повестку в мае 42-го года. Сразу же прибыла в военкомат г. Орехово-Зуево и узнала о том, что как раз в это время формировался сортировочный эвакогоспиталь 2896. Он базировался в помещении школы №3, и здесь уже были первые нетяжелые раненые, так называемые «ходунки». Она получила направление в этот госпиталь, здесь приняла воинскую присягу и здесь провела ближайшие три с половиной года, исколесив почти всю страну и часть Европы. Приписанный к 3-му Белорусскому фронту госпиталь двигался за передовой. Пунктами его назначения были Смоленск, Витебск, Минск, Брест, затем Прибалтика, Восточная Пруссия, Кенигсберг. Останавливались примерно за 25-30 км от линии фронта, располагались в палатках, землянках, каких-то помещениях, если они были. Принимали раненых, помогали оперировать, ухаживали, делали уколы, давали пить и закрывали глаза, когда кто-то умирал. Работы было так много, поток раненых был так велик, что ощущение времени и места притуплялось. Хотелось одного: упасть где-нибудь в уголке или прямо под нарами, где лежали раненые, и хоть немного поспать. Сортировочный госпиталь оставлял у себя только тяжелых, нетранспортабельных, раненых. Тех, кого можно было везти, отправляли дальше, в тыловые госпитали. А здесь смерть постоянно была рядом, многие гибли от аэробной инфекции, и помочь им порой не представлялось возможным. Хорошо, если успевали апмутировать конечности. Нередко раненые поступали со вшами. Из-за опасения вспышки брюшного тифа, от которого гибнут целые армии, в госпитале и в каждой части была служба санитарного контроля, следившая за соблюдением санитарных норм. Сейчас, вспоминая те далекие годы, Валентина Александровна начинает испытывать страх, а тогда из-за нечеловеческого напряжения страха у них, еще молодых и ничего особо не видевших на своем веку, не было. По причине постоянных переездов госпитальный персонал, случалось, если не голодал в полном смысле этого слова, то недостаток питания испытывал. Дадут, скажем, снабжение на 10 дней пути, а переезд займет все 15. Что делать, приходилось терпеть и эти неудобства. «Да мы и не роптали, - говорит Валентина Александровна, - бывало, схватим свои котелочки, получим супчик и довольны. Нам было положено обмундирование, и оно выдавалось – гимнастерки, сапоги, шинели. К концу войны медперсонал получил даже американские бюстгальтеры и теплые чулки». Позже, когда фронт подходил все ближе к границе, на бывших оккупированных территориях удавалось добыть различные трофеи. Для раненых госпитальные медсестры собирали одеяла, котелки, посуду – все, что попадется. Но уходить с территории госпиталя им запрещалось, да они и сами боялись. Дело в том, что в подвалах домов могли оставаться небольшие группы немцев, такое случалось. Поэтому политрук госпиталя строго следил за дисциплиной. В Прибалтике советским войскам были не рады и не скрывали этого. «Когда мы разворачивали госпиталь в одном из помещений, эту враждебность почувствовали, - вспоминает Валентина Александровна». Вот так, за бесконечной работой, за лечением тяжелораненых, недосыпая и недоедая, в Кёнигсберге встретили они День победы. Никто сразу не известил их об этом важном событии. Только один из раненых, неизвестно откуда узнавший об окончании войны, сказал медсестрам тихим голосом: «Война кончилась». С этого момента они стали ждать возвращения домой, но был получен приказ - следовать на Дальний Восток. Вначале эшелон прибыл в Порт-Артур, затем его отправили в Северную Корею, в г. Пхеньян. Здесь также принимали раненых, но приходилось вести борьбу и с венерическими заболеваниями, рассадником которых были местные публичные дома. Так что военным медикам пришлось познакомиться с так называемым молодым сифилисом и лечить эту неприятную и страшную болезнь. В ноябре 45-го года Валентина вернулась домой, в разоренную, голодную Россию. Сразу пошла в военкомат, а затем поступила на работу в службу санитарного надзора Покровского района. Вскоре эту административную структуру соединили с Собинским районом, и место ее работы стало находиться в Собинке. По этой причине она поступила в Покровскую больницу старшей медсестрой инфекционного отделения и старшей медсестрой всей больницы. Фронтовой опыт очень помогал в работе. Во-первых, она умела хорошо делать внутривенные вливания, которые в те годы в медицинской практике обычных тыловых больниц еще не применялись. Во-вторых, хорошо разбиралась в инфекционных заболеваниях. «Вызывает меня как-то к себе ведущий хирург больницы Иван Матвеевич Сыромятников, - вспоминает Валентина Александровна, - прихожу, спрашиваю, что случилось. А он мне и говорит: «Ты у нас, Валентина, профессор по инфекционным болезням. Посмотри, пожалуйста, больного». Я посмотрела, у него оказалась кривая краснуха. Тогда ведь чего только не было – и корь, и скарлатина, и гепатит». Это был не единственный случай, когда с молодой медсестрой советовались врачи, а также просили ее сделать ребенку или взрослому внутривенный укол. Тогда не только она вернулась в больницу с фронта.
Но так уж распорядилась судьба, что в службу санитарного надзора вернуться ей пришлось. Это случилось с передачей города Покрова Петушинскому району. Теперь она обслуживала территорию Покровского участка и шести сельских Советов. Была строгой, уделяла большое внимание санитарному состоянию предприятий, школ, детских садов, больниц, рынков и в целом города или населенного пункта. «В те годы медицинскому работнику и в голову не могло прийти выйти на улицу в своем белом халате, не то что сейчас, – говорит Валентина Александровна с укором, - да и больницу превратили в проходной двор. Я как-то зашла в терапию и вижу - никаких халатов, тапочек. Прямо с улицы иди куда хочешь. Разве после войны мы лучше жили? Нет, не лучше, однако порядка было больше. Думаю, сами во всем виноваты». Свою строгость в отношении к работникам общепита, детских садов она, конечно, проявляла, но и репрессий не применяла. Понимала, что зарплата у них маленькая. Старалась наказывать иначе: предписаниями, строгой беседой, другими мерами. Поэтому ее хоть и боялись как представителя санитарного надзора, но и уважали, старались помочь в пору повсеместного дефицита. «И сейчас не забывают, - улыбнулась Валентина Александровна, - вот пирогов прислали, угощайтесь». Некоторое время мы еще поговорили о том, что рынок в плане санитарного надзора тоже плохо контролируется, что улицы зачастую очень грязные, а уж о мусоре и говорить нечего. Всю Россию мусором засыпали. И правительство с Президентом здесь ни при чем. Это недоработка местной власти и низкий уровень общественного сознания, а также распущенность и безнаказанность. Раньше, бывало, идеологическая работа была направлена на воспитание личной гигиены, на соблюдение чистоты в подъездах, во дворах, много говорилось и делалось в плане массовой физкультуры и спорта. А сейчас многое делается для пропаганды секса и рекламы пива. И это не старческое брюзжание. Человек, много проживший и много видевший на своем веку, имеет возможность сравнивать и видеть гораздо больше. Валентина Александровна не стала больше развивать эту тему, чтобы самой не расстраиваться от реалий сегодняшней жизни, а я попросила ее рассказать о своей семье. «Я уже прабабушка, - с гордостью сообщила она, - у сына, Николая Петровича, уже взрослые дети – Петр и Дмитрий, мои внуки. А у Дмитрия растут Анечка и Павлик, мои правнуки». К сожалению, Валентина Александровна уже давно овдовела. В возрасте 59-ти лет умер ее муж, тоже фронтовик, Петр Николаевич Кубышкин. После войны она много ездила по местам боев, побывала в Бресте. Вела большую общественную работу, была награждена знаком «Отличник здравоохранения», занесена в книгу Почета ЦРБ. Эти мирные награды прибавились к боевым: ордену Отечественной войны II степени, медалям «За взятие Кёнигсберга», «За победу над Японией», юбилейным медалям. Главное, конечно, что теперь фронтовики стали лучше жить. В прежние годы, сразу после войны, никто не считался с тем, что человек пришел с фронта. А уж если это касалось женщины, то вообще лучше было об этом молчать, чтобы не возникли ненужные подозрения. Долгое время фронтовикам не воздавалось должных почестей, а главное - это не сказывалось материально. Многие фронтовики-инвалиды ездили в своих колясках по поездам и просили милостыню. Разоренное войной государство не находило средств на заботу о них. И только во время подготовки к 50-летнему юбилею победы в Великой Отечественной войне было принято решение об увеличении пенсий тем, кто в ней участвовал. Вспомнили также и о тружениках тыла, им также учредили льготы. Только бы пораньше все это сделать - многие умерли, так и не дождавшись светлого дня. Но, как говорится, лучше поздно, чем никогда. Я почему-то подумала вдруг, хотелось бы ей, моей собеседнице, вновь вернуться в свою молодость? Наверное, хотелось бы хоть минутку постоять на мосточке между городом и слободкой, услышать звуки гармошки и пуститься вместе со всеми в пляс, радуясь простому платьицу, новым тапочкам и теплому летнему вечеру той предвоенной поры, когда казалось, что жизнь впереди длинная-предлинная и обязательно счастливая. Галина Фомичева |
«Вы знаете,- сказала она, - я ведь большая любительница танцев. Бывало, соберемся своим ветеранским кругом, тут уж я не упущу возможности повальсировать. Правда, чувствую, что в последние два год сдавать стала. Сказалось семейное несчастье, да и возраст уже немалый – почти 85». 
«Да, вернулись из армии хирург Николай Прокопьевич Мартьянов и педиатр Юлия Ивановна Шимаева, - говорит Валентина Александровна, - мы дружили с ними все эти долгие послевоенные годы».